Неточные совпадения
Хлестаков (ходит и разнообразно сжимает свои губы; наконец
говорит громким и решительным
голосом).Послушай… эй, Осип!
Осип приносит свечу. Хлестаков печатает. В это время слышен
голос Держиморды: «Куда лезешь, борода?
Говорят тебе, никого не велено пускать».
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет.
Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина.
Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много
говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Пока они гуторили,
Вилась, кружилась пеночка
Над ними: все прослушала
И села у костра.
Чивикнула, подпрыгнула
И человечьим
голосомПахому
говорит...
— Пожалейте, атаманы-молодцы, мое тело белое! —
говорила Аленка ослабевшим от ужаса
голосом, — ведомо вам самим, что он меня силком от мужа увел!
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим
голосом, ни на секунду не спуская глаз с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, —
говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями.
Вронский и Анна тоже что-то
говорили тем тихим
голосом, которым, отчасти чтобы не оскорбить художника, отчасти чтобы не сказать громко глупость, которую так легко сказать,
говоря об искусстве, обыкновенно
говорят на выставках картин.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, —
говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный
голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
— Я не для мужа, а для себя не хочу. Не
говорите этого! — отвечал взволнованный
голос Анны.
И поэтому, не будучи в состоянии верить в значительность того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно, как на пустую формальность, во всё время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего сам не понимает, и потому, как ему
говорил внутренний
голос, что-то лживое и нехорошее.
— Сейчас, сейчас! — отвечал
голос, и Левин с изумлением слышал, что доктор
говорил это улыбаясь.
— Но, как я вам
говорил тогда и писал, — заговорил он резким, тонким
голосом, — я теперь повторяю, что я не обязан этого знать.
Из-за двери еще на свой звонок он услыхал хохот мужчин и лепет женского
голоса и крик Петрицкого: «если кто из злодеев, то не пускать!» Вронский не велел денщику
говорить о себе и потихоньку вошел в первую комнату.
— Да, потому что он мною пренебрег, — дребезжащим
голосом проговорила Кити. — Не
говори! Пожалуйста, не
говори!
Она слушала звуки его
голоса, видела его лицо и игру выражения, ощущала его руку, но не понимала того, что он
говорил.
И в ту минуту, как швейцар
говорил это, Анна услыхала звук детского зеванья. По одному
голосу этого зеванья она узнала сына и как живого увидала его пред собою.
«Отними руки»,
говорит голос Анны.
— Да, как видишь, нежный муж, нежный, как на другой год женитьбы, сгорал желанием увидеть тебя, — сказал он своим медлительным тонким
голосом и тем тоном, который он всегда почти употреблял с ней, тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так
говорил.
Но это
говорили его вещи, другой же
голос в душе
говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого
голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
— Но что ж делать? Что делать? —
говорил он жалким
голосом, сам не зная, что он
говорит, и всё ниже и ниже опуская голову.
Тут вдруг заговорило несколько
голосов, и высокий дворянин с перстнем, всё более и более озлобляясь, кричал громче и громче. Но нельзя было разобрать, что он
говорил.
— А! — сказал Левин, более слушая звук ее
голоса, чем слова, которые она
говорила, всё время думая о дороге, которая шла теперь лесом, и обходя те места, где бы она могла неверно ступить.
― Какой вздор, какой вздор! ―
говорил Вронский, но он сам чувствовал, что не было никакой убедительности в его
голосе.
— Анна! Анна! —
говорил он дрожащим
голосом. — Анна, ради Бога!…
Оглянув жену и Вронского, он подошел к хозяйке и, усевшись зa чашкой чая, стал
говорить своим неторопливым, всегда слышным
голосом, в своем обычном шуточном тоне, подтрунивая над кем-то.
Говорить было нечего, но ему хотелось слышать звук ее
голоса, так же как и взгляд, изменившегося теперь при беременности.
А вместе с тем на этом самом месте воспоминаний чувство стыда усиливалось, как будто какой-то внутренний
голос именно тут, когда она вспомнила о Вронском,
говорил ей: «тепло, очень тепло, горячо».
— Я всё-таки с вами несогласна, —
говорил голос дамы.
— Я хочу предостеречь тебя в том, — сказал он тихим
голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты можешь подать в свете повод
говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор сегодня с графом Вронским (он твердо и с спокойною расстановкой выговорил это имя) обратил на себя внимание.
Но ласки матери и сына, звуки их
голосов и то, что они
говорили, — всё это заставило его изменить намерение. Он покачал головой и, вздохнув, затворил дверь. «Подожду еще десять минут», сказал он себе, откашливаясь и утирая слезы.
— А эта женщина, — перебил его Николай Левин, указывая на нее, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся шеей,
говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая
голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она всё равно что моя жена, всё равно. Так вот, ты знаешь, с кем имеешь дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот Бог, а вот порог.
В то время как они
говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий
голос одного господина, который с бокалом в руке
говорил речь добровольцам. «Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — всё возвышая
голос,
говорил господин. — На великое дело благословляет вас матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
— Анна, за что так мучать себя и меня? —
говорил он, целуя ее руки. В лице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухом звук слез в его
голосе и на руке своей чувствовала их влагу. И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстную нежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки.
— Я повторяю свою просьбу не
говорить неуважительно о матери, которую я уважаю, — сказал он, возвышая
голос и строго глядя на нее.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его
голоса и знают твердо, что, что бы он ни
говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда
говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак не он, Резунов.
— Да, нечистое дело, что и
говорить, — проговорил тоненьким
голосом маленький помещик.
— Было, — сказала она дрожащим
голосом. — Но, Костя, ты не видишь разве, что не я виновата? Я с утра хотела такой тон взять, но эти люди… Зачем он приехал? Как мы счастливы были! —
говорила она, задыхаясь от рыданий, которые поднимали всё ее пополневшее тело.
Отвечайте,
говорите же, я хочу слышать ваш
голос!..
После полудня она начала томиться жаждой. Мы отворили окна — но на дворе было жарче, чем в комнате; поставили льду около кровати — ничего не помогало. Я знал, что эта невыносимая жажда — признак приближения конца, и сказал это Печорину. «Воды, воды!..» —
говорила она хриплым
голосом, приподнявшись с постели.
— Все… только
говорите правду… только скорее… Видите ли, я много думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее
голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли?
Она запела: ее
голос недурен, но поет она плохо… впрочем, я не слушал. Зато Грушницкий, облокотясь на рояль против нее, пожирал ее глазами и поминутно
говорил вполголоса: «Charmant! de€licieux!» [Очаровательно! прелестно (фр.)]
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем
голосе, что бы ты ни
говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу
голоса; один
голос я тотчас узнал: это был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой
говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? — подумал я. — Уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор
голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и
говорил трогательно-нежным
голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек».
Говорили они все как-то сурово, таким
голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический.
Француз или немец век не смекнет и не поймет всех его особенностей и различий; он почти тем же
голосом и тем же языком станет
говорить и с миллионщиком, и с мелким табачным торгашом, хотя, конечно, в душе поподличает в меру перед первым.
Ведь это история, понимаете ли: история, сконапель истоар, [Сконапель истоар (от фр. се qu’on appele histoire) — что называется, история.] —
говорила гостья с выражением почти отчаяния и совершенно умоляющим
голосом.
— Да не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не
говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена, и другим не дает. Я хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь, и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным
голосом...
Нужно заметить, что у некоторых дам, — я
говорю у некоторых, это не то, что у всех, — есть маленькая слабость: если они заметят у себя что-нибудь особенно хорошее, лоб ли, рот ли, руки ли, то уже думают, что лучшая часть лица их так первая и бросится всем в глаза и все вдруг заговорят в один
голос: «Посмотрите, посмотрите, какой у ней прекрасный греческий нос!» или: «Какой правильный, очаровательный лоб!» У которой же хороши плечи, та уверена заранее, что все молодые люди будут совершенно восхищены и то и дело станут повторять в то время, когда она будет проходить мимо: «Ах, какие чудесные у этой плечи», — а на лицо, волосы, нос, лоб даже не взглянут, если же и взглянут, то как на что-то постороннее.
Говоря это, смирный и кроткий Андрей Иванович засверкал глазами; в
голосе его послышалось раздражение оскорбленного чувства.